На палубе тесно, в трюмах душно, над морем стелется жалостливый дым — кажется, сгорает не столько Россия, однако вот и все прошедшее сразу. Люди прижимаются к вещмешкам, чемоданам, узлам с нехитрым добром, будто словно в данных ветошках и железках возможно запрятать дом, детство, шляхетские усадьбы и офицерские собрания. Он стоит у борта не придерживается после перила: терять, будто ему кажется, уже нечего.
Сиротливый и сломленный, он растерял в революцию и Партикулярную борьбу не столько достоинство и имущество. Первоначально ушёл родитель — расстрелян кроме приговора, после братец сгинул под Царицыном, женщина с ребёнком скрылись где‑то в беспорядке эвакуации, отбросив исключительно ошметок письма. Вчерашние друзья по полку сегодня разметаны по разным фракциям, кто‑то уже носит красноватую звезду, кто‑то покоится в безымянной яме. Он всё ещё машинально исправляет кобуру, впрочем бросил оружие на корабле, — поступок привычки, через какой болезненнее всего.
Царьград встречает их чужими огнями, гулом ориентального порта и равнодушием местных. Для кого-то это временная приостановка для пути в Европу, ради кого-то — возникновение нищенского изгнания. Ему — пустота, в которую необходимо когда-то шагнуть. В кармане — выпачканный офицерский жетон, в памяти — прогаданных побоищ и обугленных городов.
